Форум » Великая Отечественная. Битвы и сражения » Бои за переправы через Дон в июле 42 под Воронежем » Ответить
Бои за переправы через Дон в июле 42 под Воронежем
Краевед: Бои за переправы через Дон под Воронежем в июле 1942 года. Часть 1. [more]В истории Воронежского сражения есть относительно короткий период времени, который непосредственно предшествовал боевым действиям в городе, но который во многом предопределил их начало. Это первые числа июля 1942 года, когда противник, быстро продвигаясь на Воронежском направлении и опережая наши отступающие войска, уже 3 июля оказался на подступах к Дону. Рассматривая этот период нельзя не затронуть вопрос, который в силу различных причин не был подробно изучен ранее, но который, пожалуй, является определяющим в понимания того, почему враг не был остановлен на рубеже Дона и смог быстро захватить большую часть Воронежа. Действительно, каким же образом получилось, что немецкие танки, артиллерия, автотранспорт, не говоря уже о пехоте, оказались на восточном берегу Дона уже на следующий день после выхода их к реке? Этот вопрос до сих пор ещё освещён не достаточно ясно и при его рассмотрении возникают определённые расхождения и противоречия. Обратимся к документам 232 стрелковой дивизии, части которой 3, 4 июля занимали оборону по восточному берегу Дона от Малышево до Новоподклётного и Хвощеватки.( Сохранён стиль документа. И.С.) « Прорвав фронт 40 армии танковые и мотомехчасти противника стремительным ударом подходили к городу Воронеж, не имея на своих плечах крепкого сопротивления. Подходили к местам переправ через Дон в направлении г. Воронеж на наших отечественных машинах, в форме нашей Красной армии. Танковые подразделения противника подходили к местам переправ со знаками танков нашей армии. Вся эта организованная группа немецкой армии подходила к пунктам переправ Малышево – Новоподклётное в ночь на 4.7.42 г. Встретив организованное сопротивление в указанных местах переправ, противник не форсировал Дон в ночь на 4 июля, а, отыскивая стыки полков и дивизий, одновременным авиационным налётом уничтожая переправы Подклётное-Малышево, переправился южнее Малышево на участке 141 сд. и вышел к Семилуки, Трушкино, обходя слева оборонительный участок Малышево.»1 То есть по документам 232 сд. получается, что противник прорвался на фронте соседа слева 141 сд. Но в документах 141 сд. мы видим другую интерпретацию событий. В боевом донесении дивизии написано: «Противник переправился через реку Дон в районе Малышево… »2 Значит всё-таки немцы переправились через Дон на участке 232 сд? В другом документе 232 сд. написано: «В ночь на 4.7.42 г. противник крупными силами форсировал реку Дон южнее устья реки Воронеж на участке 141 сд. и вышел на Семилуки, Шилово, Трушкино, чем угрожал обходом города Воронеж.»3 Так форсировали ли немцы Дон в ночь на 4 июля или нет? Далее в документе написано: «Ночью на 4 июля авиационной бомбёжкой уничтожена переправа Малышево, чем <противник> отрезал отход частям 40 армии.» Правда вызывает сомнение, что немецкая авиация совершила налёт на переправу ночью. Она лёгко могла бы сделать это и днём, учитывая её полное господство в воздухе в этот период. И самое главное: если переправа была уничтожена фашистской авиацией ночью, как же тогда могли немецкие танки уже ранним утром развернуть наступление на восточном берегу Дона? Во многих публикациях о боях за Воронеж написано, что все переправы через Дон были своевременно взорваны нашими войсками, чтобы помешать противнику переправиться на восточный берег, и поэтому немцам пришлось строить свои переправы. Например бывший начальник штаба 712 сп. Д.Г. Бурбелюк написал: «Танки и мотопехота немцев сбили боевое охранение и овладели Петино и Юневка. Враг устремился к Дону, с ходу намереваясь форсировать реку, а также захватить имевшуюся в районе Малышево переправу. По приказу командира полка мост через Дон был взорван. Тогда немцы предприняли ряд попыток форсировать реку, наводя свои переправы. Воины 498 сп. вели упорный бой, не давая возможности гитлеровцам переправиться на восточный берег реки».5 Правда Д.Г. Бурбелюк 3, 4 июля был со своим полком далеко от места описываемых им событий и не принимал участия в боях 498 сп. под Малышево, поэтому лично не был свидетелем взрыва моста. Интересно отметить, что об уничтожении переправы под Малышево говорят и лётчики 208 штурмового авиаполка которые считали, что 4 июля мост у Малышево разрушили именно они.6 В книге о боевом пути 232 сд. изложена другая версия событий: «Бой начался 3 июля самым неожиданным образом. Через переправы на Дону отходили части 40 армии – пехота, артиллерия, танки. Незаметно в хвост им пристроились зачехлённые брезентом с красными звёздами танки с бойцами на борту. Танки, миновав переправу, быстро развернулись в боевой порядок и смяли ничего не подозревавших бойцов из боевого охранения 498 стрелкового полка. Неизвестный боец по телефону успел доложить на КП полка майору А.А.Ермолаеву: - Танки с красными звёздами прут на нас. Это фашисты. Товарищ майор, фашисты! Они обходят нас, командир взвода убит и…- На этом связь оборвалась.» В книге западногерманского историка П Карела написано: «24 танковая дивизия захватила плацдарм у переправы через Дон частями своего 26 мотострелкового полка. Батальоны переехали через мост среди отступающих колонн русских». Из немецких документов следует, что части 24 танковой дивизии начали форсировать Дон у Малышево только ранним утром 4 июля: « На участке… 24 танковой дивизии встречается лишь незначительное сопротивление противника. Уже к 5:00 дивизия выходит к дорожному переезду через Дон под Юневкой и образует там плацдарм по рубежу Трушкино – Малышево.» Следовательно крупная группировка немецких войск оказалась на восточном берегу Дона в результате захвата моста у деревни Малышево, который наши части не успели уничтожить. Исходя из имеющихся документов и сопоставляя опубликованные материалы, можно представить наиболее вероятную версию событий 3, 4 июля в районе Малышевской переправы. Передовые группы 24 немецкой танковой дивизии оказалась на подступах к Дону уже вечером 3 июля. Командиры групп получили распоряжение командира дивизии пробиться к Дону, установить какими силами заняты предмостные позиции у переправы под Малышево и Гремячье и попытаться с ходу сбить здесь боевое охранение наших частей. Командир 24 немецкой танковой дивизии решил в полной мере использовать сложившуюся на тот момент оперативную обстановку и элемент внезапности. Положение на западных подступах к Дону к вечеру 3 июля было для нашего командования во многом неясным. Только что прибывшая в Воронеж группа командиров Брянского фронта во главе с его командующим генерал-лейтенантом Голиковым не успела разобраться в обстановке, а сам командующий точно не знал, где находятся передовые части противника и на каких рубежах идут бои. Связь постоянно прерывалась, на КП поступали самые противоречивые донесения. К переправам через Дон бесконечным потоком отступали части 40 армии, разрозненные группы бойцов и командиров, двигался многочисленный автотранспорт, различные тыловые службы, шли беженцы. Централизованное управление отходящими подразделениями во многом было потеряно. Из-за непрекращающегося подхода к реке отступавших войск нельзя было взорвать мост и заблаговременно преградить врагу путь на восточный берег. При этом бомбардировки вражеской авиации часто выводили мост из строя, и на западных подступах к переправе скопилось огромное количество повозок, автомашин, тракторов и другой техники. Возникали заторы и пробки, все стремились попасть на мост и уйти за Дон. Тем временем, используя своё преимущество в подвижности, ударные группы 24 немецкой танковой дивизии опередили отходящие колонны частей 40 армии и вышли к деревням Юневка, Петино и Малышево когда переправа наших войск ещё не была завершена. При этом можно допустить, что передовые группы немецких автоматчиков использовали форму бойцов и командиров Красной армии, а также брошенные советские полуторки и ЗИСы. Однако большой необходимости переодеваться в красноармейцев и использовать трофейную советскую технику у танкистов и мотопехоты из 24 немецкой танковой дивизии тогда не было. (Рассказы же о вражеских танках с красными звёздами и советских грузовиках, в которых, якобы, ехали переодетые в форму бойцов Красной армии гитлеровцы, могли быть сильно преувеличены и даже выдуманы теми, кому в обстановке тревоги, неизвестности и неразберихи немцы мерещились повсюду, даже там, где их на самом деле не было. Любопытное свидетельство, которое, возможно, даёт ответ на загадочный вопрос об использованных, якобы, немцами советских танках и автомашинах находим в недавно опубликованной книге Артёма Драбкина «Я дрался с панцерваффе». Ветеран войны Черномордик Михаил Александрович, воевавший в июле 1942 г. в 232 сд., вспоминает такой эпизод. «Вслед за очередной колонной отступавших, метрах в 300 от нас, из леска появились два танка. На одном из них реяло красное знамя. Вдруг порыв ветра развернул знамя, и мы увидели на нём белый круг с чёрной свастикой. Все на какие-то мгновения опешили…» Из этого эпизода видно, что специальные полотнища красного цвета с белым кругом и свастикой, которые широко использовались немецкими войсками, чтобы обозначить свои части для поддерживающей авиации, вполне могли быть приняты ( и принимались нашими бойцами издалека!) за попытку врага использовать красные знамёна, чтобы «обмануть» их! Может быть во многом именно из-за этого и пошли многочисленные, но на поверку, совершенно необоснованные разговоры о коварных диверсионных группах врага, о, якобы используемых ими наших танках, о переодетых в красноармейцев немецких парашютистах и т.д. Полагаю, что в подавляющем большинстве описанных «очевидцами» случаев, «переодетые в красноармейцев немцы» были не более чем вымыслом. В этой связи любопытно привести здесь ещё одну интересную деталь из рассказа М.А. Черномордика. Он вспоминает: «Прибыли в Воронеж, город чистенький, опрятный, было такое ощущение, что дыхание войны его не коснулось. Встали на южной окраине города, заняли огневые позиции. Мимо нас двигалась огромная ко¬лонна беженцев. Поразило, что среди них было большое количество молодых парней. Мы все удивлялись, почему они не в армии. Потом, через два дня, эта «молодежь» ударила нам в тыл. Это были переодетые немецкие парашютисты, свободно вла¬девшие русским языком. Потрепали они нас солид¬но! По крайней мере, панику посеяли такую, что мно¬гие снялись с позиций и побежали..». Стоит отметить убеждённость, с которой рассказчик говорит о том, что отходившие с колоннами беженцев молодые парни были «переодетыми немецкими парашютистами, свободно владевшими русским языком», хотя ничем не подтверждает своего высказывания и не приводит в поддержку этой версии никаких доказательств. Надо думать, что и многие другие бойцы и командиры 232 сд. также были убеждены в этом. Почему? Очевидно, что появление этого удивительного по своей живучести феномена «переодетых немецких парашютистов», связано с тем, что в те трагические дни люди часто просто не могли найти каких-либо понятных объяснений стремительности наступления врага и относительной лёгкости, с которой ему удалось захватить переправы через Дон и оказаться на его левом берегу. Поэтому версия о переодетых немцах вряд ли появилась случайно. Она давала возможность объяснить явные успехи врага его коварными уловками. Во всех изученных мной трофейных документах того периода мне не встретилось ни одного упоминания об использовании немцами «переодетых парашютистов, свободно владевших русским языком» и тому подобных хитростей. А ведь командиры немецких частей не преминули бы возможностью похвалиться успехами таких диверсионных групп перед начальством. Нет никаких сомнений в том, что если бы быстрое и успешное форсирование Дона было хоть в какой то мере связано с действиями так называемых «парашютистов», то об этом наверняка было бы написано в победных отчётах Германских частей, спешивших прославить свой стремительный прорыв к Воронежу. Но ничего этого в документах нет. Посмотрим на этот вопрос и с другой стороны. Совершенно очевидно, что использование немецкими передовыми подразделениями формы и захваченной техники Красной армии без опознавательных знаков Вермахта представляло для них в те дни скорее опасность, чем выгоду. В условиях господства в воздухе немецкой авиации и стремительного продвижения танковых дивизий вперёд для вражеских танкистов важнее было чётко обозначить себя красным сигнальным полотнищем «Я – свой!», чем «хитрить» и пытаться ввести в заблуждение наши части. Обстановка на фронте тогда складывалась так, что риск попасть под удар собственных пикировщиков в результате применения войсками такой импровизированной «маскировки», был для немецких частей опасностью большей, чем бои «по правилам» и продолжение наступления без всякой маскировки под Красную армию… Я думаю, что в рассказах о переодетых немецких «парашютистах», якобы, продвигавшихся к Дону на захваченных краснозвёздных танках и грузовиках посреди наших отступавших частей, было гораздо больше преувеличений и выдумок, чем реальных фактов.) Передовые группы 24 немецкой танковой дивизии подошли к переправе через Дон вместе с нашими отходящими частями. При этом противник действовал быстро и дерзко и полностью использовал фактор внезапности. Не удивительно, что на деморализованных беспорядочным отступлением, непрерывными бомбёжками и тревожной неизвестностью бойцов из наших отходящих частей внезапное появление немцев на подходах к переправе через Дон прямо среди отступавших войск произвело ошеломляющее впечатление. Среди скопившихся у переправы людей начались смятение и паника, многие водители бросали свои автомашины и разбегались от дороги прочь. У моста было брошено много грузовиков, тракторов, перевозимого оборудования и снаряжения, оружия и боеприпасов. В этих условиях оказать организованное сопротивление прорвавшимся к реке передовым отрядам противника наши отступавшие войска не смогли. Позже бойцы, командиры и политработники из состава различных частей 40 армии, 17 и 24 ТК группами и в одиночку выходили к Дону севернее и южнее Малышевской переправы и переправлялись на восточный берег кто как может. Один из офицеров 24 немецкой танковой дивизии писал в своём дневнике по горячим следам боёв: « Развивая местами скорость до 35 км/ч, я и мои 8 танков мчимся мимо эскадронов стрелков-мотоцикслистов, с тем, чтобы догнать свой эскадрон, который является передовым отрядом. Так мы обгоняем штаб передового отряда и я переклю¬чаю свою рацию на волну эскадрона, и наконец мы слышим, пока еще совсем тихо, голос шефа, ритмайстера Кольчика, который как раз в этот момент отдает приказ другим взводам об атаке. Я обращаюсь к нему с докладом. Неожиданно за одним селом перед нами открывается долина Дона. Глубоко внизу мы видим широкую синюю ленту Дона, чьи воды поблескивают в лучах только что поднявшегося солнца. Цель атаки - крупное село Рудкино на берегу реки Дон с паромной переправой. Оба остальных взвода прямо таки врываются в саму деревню и прикрывает меня справа и слава, в то время как я еще на полном газу проезжаю дальше. Команда по рации: «Внимание всем! Взводу не сбрасывая скорости прорываеться к паромной переправе. 1-е отделение – передовое!» Из наушников монотонным голосом раздается в ответ:"1-е,2-е,3-е отделение - поняли." Мы мчимся мимо нескольких колонн русских, ездоки прячутся в кустах при дороге и оставляют своих лошадей с повозками стоять на дороге. Наконец мы достигаем берега. У паромной переправы находится несколько грузовиков, сам паром находится как раз на том берегу. Дюжина русских сдаётся в плен, остальные пытаются переправиться на тот берег вплавь. На противоположном берегу видно, как множество автомобилей и повозок разъезжаются прочь в самых разных направлениях. Паромная переправа захвачена и затем начинается обычное "потрошение" автомобилей, захваченных как трофеи. Несчётное количество хлама летит на землю. Пистолеты, поясные ремни, полевые сумки с картами, мешки с сахаром, бочонки с маслом, сапоги – самые желанные трофеи." В сохранившихся в бундесархиве документах дивизии прорыв к Дону 4 июля отражён следующим образом: «Дивизия для целей наступления к ДОНУ образовала две ударные группы. Её задание: "Не считаясь ни с чем стремительно прорываться к Дону и за ДОН с целью образовать каждой группе по плацдарму в местах расположения мостовых и паромных переправ." Передовой отряд левой ударной группы, который атакует мостовую переправу, переходит под командование командира 26-го стрелкового полка с бронетанковыми подразделениями 1-го батальона, при этом оперативная группа штаба дивизии, артиллерийские части и части танкового полка следуют позади. Вскоре было взято село Дмитриевка, при этом противник полностью застигнут врасплох. Большое количество пленных оставлено под охраной. Незадолго перед 4:00 утра два эскадрона стрелков на транспортёрах, расположились у реки Дон на высотах западнее Малышево. По военному мосту переправляются на восток многочисленные колонны ничего не подозревающих русских. Атака проводится с ходу силами бронетранспортеров со стрелками. Первый прибывающий туда танковый эскадрон также атакует с ходу. Артиллерия, которая была с максимальной оперативностью переброшена к Дону, открывает огонь и уничтожает появившиеся на том берегу зенитки, а также очаги сопротивления противника. Боевая авиация также успешно атакует противника в самый подходящий момент. К 6:00 мост был захвачен и образован небольшой плацдарм. Вследствие проседания плавающей мостовой секции ( по показаниям пленных, вследствие попадания бомбы, сброшенной нашим пикирующим бомбардировщиком, по другим высказываниям - вследствие под¬рыва моста непосредственно перед носом наших передовых частей - подложенная под мост взрывчатка была <в других местах> немедленно снята) мост сначала оказывается непригодным для наших танков. В 5.30 батальону мотоциклистов также удаётся образовать плацдарм у паромной переправы. Артиллерия открывает огонь по городу ВОРОНЕЖУ и важному участку железной дороги восточнее Воронежа с интенсивным транспортным движением. В течение дня удается расширить плацдарм до рубежа Трушкино, северная окраина рощи в 7 км. северо-восточнее Малышево при всё возрастающем сопротивлении противника и после ожесточенных боёв. Нам противостоит 232-я стрелковая дивизия (включая 498-й стрелковый полк и приданный в подчинение пехотный учебный батальон, а также 181-ю танковая бригада), части которой ничего не подозревая проводили боевую подготовку под Воронежем и лишь благодаря беженцам были приведены в боевую готовность.» ( Это последнее утверждение вызывает серьёзные сомнения. И.С.) Пожалуй единственной боеспособной частью, которая оказала противнику организованное сопротивление на Малышевской переправе, был передовой батальон 498 сп. 232 сд. со средствами усиления. Но долго противостоять хорошо организованному и дерзкому натиску противника ошеломлённые внезапным нападением бойцы из состава боевого охранения не смогли. Очевидно, что мост был повреждён, но не разрушен, вражеские автоматчики с небольшим количеством разведывательных машин, бронетранспортёров и лёгких танков вскоре перешли через Дон и образовали на другом берегу реки небольшой плацдарм, а после ремонта повреждённых участков моста противник быстро переправил на восточный берег реки основные силы 24 танкового полка в составе около 100 танков и атаковал 498 сп. 232 сд. Вполне можно допустить, что, не встречая организованного сопротивления на рубеже реки южнее Малышево, группы немецких автоматчиков из частей мотопехотного полка 24 тд. переправились через Дон на надувных лодках и ниже устья реки Воронеж. Затем они вышли к берегу Воронежа в нескольких километрах северо-восточнее устья, вторично переправились уже через реку Воронеж и, тем самым, зашли глубоко в тыл подразделениям 498 сп., ещё более осложнив его положение на самом опасном для города направлении. Но произошло это не по вине 141 сд., как об этом написано в документах 232 сд. Из-за затянувшейся переброски 141 сд. начала выходить на указанный ей рубеж только 5 июля, поэтому противник переправился здесь через Дон практически беспрепятственно. На восточном берегу реки в этом районе наших войск почти совсем не было. Комисср 141 сд. в своём политдонесении писал 6 июля 1942 года: «Начальнику политотдела 6 армии. 141 с.д. из села Рождественского выехала 3 июля и, проводя погрузку на станции Поворино и Самодуровка, отправилась к новому месту дислокации. С 4 по 6 июля проводилась разгрузка эшелонов с ряда пунктов: Лиски, Падеево, Давыдовка, Колодезное. В связи с беспрерывной бомбежкой авиации противника большинство эшелонов разгрузилось не по месту назначения, в результате чего отдельные подразделения не смогли своевременно прийти к месту назначения и понесли некоторые потери людьми и лошадьми. Так 3-й эшелон 796 с.п. 5 июля на станции Давыдовка, попав под бомбежку, потерял убитыми 47 человек по предварительным данным и связь командования с этим эшелоном до настоящего времени не установлена. Согласно приказу из штаба Брянского фронта дивизия заняла полосу обороны в границах: справа – Таврово, устье реки Воронеж, слева хутор Михайловка, Духовское, Архангельское. Правее нас в обороне 232 с.д. и 16 истребительная бригада, левее – 309 с.д., однако связи еще с ними нет… Потери дивизии при следовании в эшелонах, при разгрузке от воздушных налетов и при стычках с противником следующие: Убито – 75, ранено – 90. Лошадей – 70, грузовых машин – 6. В числе убитых отсектр комсомола оборонительного батальона тов. ПЕТУХОВ, политрук 8 роты 796 с.п. СКОТНИКОВ, ранены секретарь дивизионной парткомиссии, политрук минометной роты 687 с.п.. Противник переправился через реку Дон в районе Малышево 5 июля. Плацдарм между реками Дон и Воронеж занят противником…»[/more]
Краевед: Бои за переправы через Дон под Воронежем в июле 1942 года. Часть 2. В районе станции Семилуки берега Дона соединял трёхпролётный железнодорожный мост. Днём 4 июля противник пытался своими передовыми группами захватить этот мост в неповреждённом виде, но встретил сопротивление 605 сп. 232 сд. Третий батальон этого полка оборонял передовую позицию в районе деревень Ендовище, Семилуки. Сбив его боевое охранение в ходе скоротечного ожесточённого боя, противник устремился к переправам. Вскоре передовые группы моторизованной дивизии «Великая Германия» на мотоциклах и бронетранспортёрах вышли на подступы к железнодорожному мосту. Авторы книги о боевом пути 232 сд. нарисовали яркую картину боя за железнодорожный мост в Семилуках, в которой, увы, явно дали волю своей фантазии и, очевидно, не имея достаточно фактов, заменили их домыслами. Придумывая реплики своих героев, слышать которых они никак не могли, авторы пишут: «4 июля противник пытался через железнодорожный мост переправить на наш берег танки, артиллерию, миномёты и технику и с ходу ворваться в Воронеж. Но на этом направлении стоял 605-й стрелковый полк подполковника Г. С. Васильева. Комдив уже несколько раз спрашивал у него: — Мост взорван? Имей в виду, если не взорвешь, и мне и тебе голову снесут. Командующий приказал взо¬рвать немедленно. За этот мост брались дивизионные саперы, но почти все погибли на подступах к мосту. — Товарищ подполковник, — крикнул разведчик у стереотрубы, — немцы на мосту с танками! «Взорвать бы мост, да, видно, не успели саперы зами¬нировать. Теперь вот расхлебывай, — невесело думал командир полка. —: Еще с вечера ушли туда саперы. А мост стоит». На НП прибежал запыхавшийся боец. — Товарищ подполковник, я поммашиниста был, а там паровоз под парами. Разрешите. Снигирев я. Из Новосибирска. Подполковник сразу понял, о чем говорит бывший же¬лезнодорожник. Паровоз ночью подтащил к позициям вагоны со снарядами, но путь в город ему отрезан — прямым попаданием разрушен небольшой мостик, тяже¬ло ранен машинист. А паровоз под парами. Его кочегар, рассчитывая, что рано или поздно линию исправят, дер¬жал на уровне давление в котле, сам же прятался за насыпью. — Действуй, Снигирев. Успеешь сам-то выскочить? — Успею. Лишь бы машину не подбили до моста. Я им устрою блицкриг! И устроил. Паровоз на большой скорости вынырнул из-за пригорка и понесся на мост, где сплошным потоком шла пехота, автомашины, танки. — Ах, молодец! Вот это блицкриг! — кричал подпол¬ковник Васильев, наблюдая в стереотрубу, как влетел на мост паровоз, как, наскочив на танк, он вздыбился и по¬валился, окутанный облаком белого пара. И в это время, словно в немом кино, командир увидел, как поднялись на воздух фермы моста и рухнули в воду. Оказывается, полковые саперы во главе с команди¬ром саперного взвода младшим лейтенантом М. И. Ка¬релиным ночью на плотиках все же доставили к быкам моста взрывчатку. Уложили ее. Одно неверное движе¬ние — противник заметит, и тогда горя не оберешься. Только перед рассветом закончили они свою тонкую и опасную работу. Мокрые, озябшие — зуб на зуб не попадает, наскоро вырыли ровики на берегу, подсоединили к проводам взрывную машинку. Теперь самое главное, чтобы провод не перебил случайный осколок. Можно бы¬ло бы взорвать мост немедленно, но Карелину хотелось вместе с мостом взорвать и немцев. Он не сомневался, что утром они попытаются воспользоваться мостом. А когда увидел паровоз, неизвестно откуда взявшийся в самой гуще наступающих на мосту немцев, не раздумы¬вая, крутнул ручку машинки. Мост как переправа пере¬стал существовать. Младший лейтенант Максим Ивано¬вич Карелин за этот взрыв награжден орденом Красно¬го Знамени.» Приведённый выше отрывок, безусловно, является интересным и захватывающим описанием интересующих нас событий. Это, без сомнения, хороший образец военно-патриотической литературы. Но он не выдерживает критики с точки зрения исторического исследования, поскольку по большей части просто не соответствует фактам. Ни сплошного потока немецкой пехоты, автомашин и танков, которые шли колонной по мосту, ни вздыбившегося паровоза, который, якобы, наскочил на танк и «повалился, окутанный облаком белого пара», ни, тем более, поднявшихся в воздух от взрыва «словно в немом кино» ферм рухнувшего в воду моста, которые, как пишут авторы, лично видел командир 605 стрелкового полка на самом деле не было. Обратимся к архивным документам ЦАМО. В журнале боевых действий 232 сд. события у железнодорожного моста описаны далеко не так ярко и образно, как в книге, но гораздо более достоверно: « Перед фронтом 605 сп. немцы несколько раз пытались переправиться через железнодорожный мост, но все их попытки были сорваны. Однако угроза использования моста оставалась реальной. В ночь на 5.7.42 г., чтобы воспрепятствовать переходу немцев через мост, была послана группа сапёр, во главе с командиром сапёрного взвода младшим лейтенантом Кавериным. Пробравшись на место, сапёры в 3 часа утра подорвали одну ферму моста. Кроме взрыва фермы на мост был пущен горящий состав, стоящий на разъезде Подклётное, чем и был забит.» Как видим, в приведённом отрывке и в помине нет драматической картины врезающегося в самую гущу немцев паровоза на мосту, равно как и каких-либо упоминаний об идущих через мост колонн противника. Сопоставляя документы и воспоминания ветеранов 232 сд., рассказы которых, несомненно, легли в основу для книги о боевом пути 232 сд., в вопросе о бое за Семилукский мост можно сделать следующие выводы. Командир полка майор Васильев приказал взорвать железнодорожный мост через Дон. Эта задача была поставлена лейтенанту Каверину, который с группой сапёр должен был заложить взрывчатку и подорвать ферму моста. Тем временем, чтобы не допустить прохода противника майор Васильев приказал заблокировать мост любыми способами. На путях разбитого полустанка Подклётное стоял горящий железнодорожный эшелон и паровоз. Среди солдат 232 сд. нашёлся боец, ранее работавший на железной дороге помощником машиниста. Он занял место машиниста и под огнём противника задним ходом погнал паровоз и горящие вагоны к мосту, чем заблокировал проход на восточный берег. Немецкие документы отчасти подтверждают это. В боевом донесении дивизии «Великая Германия» за 5 июля написано: «На железнодорожном мосту горящие вагоны…», а в журнале боевых действий находим следующую запись: «Переправе через мост препятствует товарный поезд, горящий в результате обстрела…» Сопоставление наших и немецких источников даёт здесь примерно одну и ту же картину. Таким образом, у станции Семилуки 4 июля противник не смог переправить свою технику через Дон. Но что произошло с железнодорожным мостом? В изданной в 70 годах прошлого века книге о 232 сд. мы читаем про вздыбившиеся фермы моста, которые рухнули в воду вместе с наступавшими немцами. В архивных документах написано, что была подорвана только одна ферма моста. Но какая? Исследования в национальном архиве США дали возможность установить здесь истину. Изучая хранящиеся там трофейные аэрофотоснимки района боёв под Воронежем, я несколько раз видел на них железнодорожный мост в Семилуках, снятый немецким самолётом-разведчиком в период до 4 июля 1942 года. Мост чётко выделялся своими ровными ажурными формами на тёмном фоне Дона. Каково же было моё удивление, когда практически ту же самую картину я обнаружил и на аэрофотоснимках датированных июлем, августом 1942 года. Сомнений быть не могло: на фоне Дона выделялись ровные, чёткие формы мостовых пролётов. Ни рухнувших в реку ферм, ни одиноко торчащих из воды остатков взорванных опор. Снимок был подлинным историческим фактом, а факты, как известно, вещь упрямая. Но, может быть, враг успел за несколько дней поднять из реки рухнувшие конструкции фермы, весившие десятки тонн, вновь поставить и закрепить их на высоких опорах и полностью восстановить мост? Документы однозначно говорят нам об обратном, да и сделать это в тех условиях было вряд ли возможно. Прежде всего потому, что в развернувшемся сражении за Воронеж противнику было просто не до восстановления рухнувшего в реку железнодорожного моста. Работы такой сложности требовали большого количества времени, сил и специального инженерного оборудования, чем немецкое командование в те дни просто не располагало. Мост находился практически в зоне боёв, обстрелы и целенаправленные налёты советской авиации делали бы восстановительные работы в сложившихся условиях трудноосуществимыми, если и вообще возможными. Даже в спокойной тыловой обстановке на такие сложные в техническом отношении работы часто уходили недели, а тут - близкая передовая, обстрелы и бомбёжки… К тому же и надобности начинать трудоёмкие работы по подъёму железнодорожного моста из реки у противника не было, поскольку немецкое командование под Воронежом не собиралось продолжать наступление на восток и потому не должно было непременно восстанавливать железнодорожное сообщение через Дон. Для снабжения своих войск в близком Воронежском плацдарме вполне можно было обойтись и автотранспортом. Подтверждение этому находим в немецких документах. 10 июля барон фон Вейхс на вопрос о целесообразности удержания Воронежского плацдарма писал: «Переправы через Дон (возведение 2 вспомогательных мостов и перестройка поврежденного железнодорожного моста в дорожный мост) будут оставаться в случае применения противником крупных сил авиации, весьма уязвимым точками обороны ВОРОНЕЖА.» Эта фраза из докладной записки Вейхса, пожалуй, больше всего помогает нам приблизиться к истине в исследуемом нами вопросе. Вейхс однозначно говорит о том, что мост был повреждён, (что подтверждает факт подрыва его сапёрами 232 сд.), но при этом его вполне возможно переделать в дорожный. Поднимать для этого рухнувший в реку огромный пролёт железнодорожного моста было бессмысленно, так как для переправы на левый берег Дона гораздо легче было бы возвести через реку низкий наплавной мост. Утверждение Вейхса, а также подлинные аэрофотоснимки Семилук за июль-август 1942, где чётко видно, что фермы моста по прежнему возвышаются над Доном, означают, что по каким то причинам повреждения моста в результате подрыва в ночь на 5 июля не привели к обрушению ферм в воду. И только особенности расположения на снимке тени от крайней к левому берегу фермы моста, которая явно понижается к берегу в отличие от двух других ферм, позволяют предположить, что она одним концом сошла с опоры и упирается в её основание. Исходя из этого факта можно предположить, что в ночь на 5 июля сапёры под командой лейтенанта Каверина под покровом темноты смогли подобраться лишь к ближайшей к левому берегу ферме моста и подорвать её соединение с опорой, в результате чего эта ферма одним концом упала на берег. Рухнули вниз и стоявшие на пути сгоревшие вагоны. Но взорвать центральный пролёт моста, а тем более уничтожить весь мост с обрушением его в воду, сапёрам не удалось. К слову сказать, в журнале боевых действий 232 сд. и не сказано, что ферма рухнула. Но авторы изданной в 1976 году книги нарисовали своим читателям настоящую сцену из художественного фильма с его традиционными кинокартинными штампами, влияния которых они явно не смогли избежать. Наверно поэтому в их описании огромные фермы железнодорожного моста разом поднимаются на воздух «как в немом кино» и рушатся затем в воды Дона вместе с техникой и живой силой противника, начисто преграждая ему проход на левый берег. Но в этой драматической и увлекательной интерпретации событий, увы, было слишком много домыслов и мало фактов. Правда жизни оказалась более прозаичной. Спустя какое то время немцы убрали с пути разбитые и сгоревшие вагоны, соорудили съезд на берег с упавшего конца подорванной фермы и наладили здесь переправу на левый берег. Истину в вопросе об автодорожном мосте в Старых Семилуках установить тоже непросто. Как следует из документов 232 сд. «противник всё больше распространяясь на север на западном берегу реки Дон заходил во фланг 3 батальона 605 сп., находившегося в боевом охранении. К исходу дня пехота и танки противника вклинились в оборону 3 батальона 605 сп. Создалась угроза окружения батальона и угроза захвата переправ у Старые Семилуки через которые должен был переправляться 3 батальон 605 сп. Действительно, обстановка сложилась так, что немцы оказались ближе к переправе, чем 3 батальон…Чтобы не допустить проникновения немцев на восточный берег переправа была взорвана. Третьему батальону было приказано отойти на восточный берег в районе севернее совхоза Опорный пункт.» Но уже на следующий день противник, как это следует из архивных документов, ввёл в бой на восточном берегу Дона в районе Подклётного до 100 танков. Каким образом они оказались здесь? Неужели фашисты смогли захватить плацдарм под Старыми Семилуками после взрыва моста и под огнём построить переправу через широкую и глубокую реку за одну ночь? Такой вариант развития событий кажется маловероятным. Откуда же тогда взялись на восточном берегу немецкие танки? Обратимся к свидетельствам противника. В книге «Сталинград» находим любопытное описание одного боевого эпизода, имеющего непосредственное отношение к боям за переправы на Дону. «Около 20:00 4 июля рота из моторизованной дивизии «Великая Германия» под командованием оберлейтенанта Блюмбенталь захватила автодорожный мост через Дон и образовала плацдарм на восточном берегу. Русские хотели быстро разрушить мост, но очевидно не сделали необходимых приготовлений, чтобы подорвать взрывчатку с помощью электрических взрывателей. Поэтому они зажгли обычные бикфордовы шнуры, ведущие к зарядам с тротилом под сваями моста. Огни горящих шнуров быстро подбирались к взрывчатке.» Далее следует описание, очевидно, взятое из наградного листа: «Унтерофицер Хемпель прыгнул в реку и по шею в воде подбирался к зарядам и отрывал горящие шнуры - последний всего лишь в 20 сантиметрах от заряда в 60 килограммов тротила». Конечно книгу П. Карелла нельзя назвать историческим источником. Тем не менее, описание П. Карелла действительно подтверждается архивными документами. В журнале боевых действий дивизии «Великая Германия» за 4 июля написано: « Второй батальон 1-го моторизованного полка дивизии атакует через Девицу высоту 166,2. Ему удаётся ещё этим вечером овладеть высотой, сломав ожесточённое сопротивление противника, и атаковать далее дорожный переезд через Дон и образовать маленький плацдарм восточнее Дона. Данное решение является исключительной заслугой командира 7 роты 1-го полка оберлейтенанта Блюмбенталь. Наличие плацдарма у моста приобретает особое значение для дальнейшего развития наступления восточнее Дона на следующий день.» Так значит мост под Старыми Семилуками так и не был взорван? Как видим существующие источники и литература дают противоречивые ответы на этот вопрос. Тем не менее, очевидно, что уже на следующий день после выхода противника к Дону ему удалось, по крайней мере, в двух местах переправить через реку крупную группировку своих войск с большим количеством танков и начать непосредственное наступление на Воронеж. Говоря о боях за переправы, нельзя не затронуть и темы, которая до сих пор вызывает у историков множество споров и разногласий. Это вопрос о том, каковы же были планы немецкого командования относительно действий под Воронежом. Интересно отметить, что уже вечером 3 июля задача во что бы то ни стало переправиться через Дон и захватить город не имела в штабе группы армий «Юг» приоритетного значения. Что же тогда было приоритетным? Каким же образом оценивали в это время обстановку на Дону и перспективы дальнейшего развития наступления лица высшего немецкого командования? 2 июля 1942 года после анализа оперативной обстановки Гитлер решил, что ввиду начавшегося отступления советских войск к Дону ( что было неожиданно по сравнению с прошлым опытом войны, когда даже под угрозой окружения части Красной армии продолжали упорно обороняться в занимаемых прежде районах) возникает всё большая опасность того, что значительной части сил русских удастся избежать окружения и уйти на восточный берег Дона. А ведь окружение и уничтожение противостоящих группе армий «Юг» частей Красной армии было одной из самых приоритетных задач в операции «Блау». Без выполнения этой задачи весь дальнейший ход летнего немецкого наступления с его амбициозными планами достичь Волги и Кавказа (что предполагало продвижение на сотни километров, занятие огромных территорий и, соответственно, распыление весьма ограниченных для этого сил Вермахта ) мог быть сопряжён со слишком большим риском. Поэтому первоначальный замысел директивы № 41 ( которая и легла в основу операции «Блау»), предусматривавший захват Воронежа после выхода подвижных частей Вермахта к Дону, терял своё значение. Для Германского командования важнее стало отрезать советским войскам пути отхода за Дон, а для этого нужно было безостановочно развивать наступление на юг вдоль реки подвижными частями. В силу этих причин вопрос о захвате Воронежа становился для Гитлера не актуальным. Не случайно во второй половине дня 2 июля штаб группы армий «Юг» получил от начальника генерального штаба Вермахта Гальдера распоряжение, изменяющее первоначальный план наступления. Вечером 2 июля фон Бок сделал в своём дневнике характерную запись: «Я узнал, что высшее командование более не придаёт решающего значения захвату Воронежа. Это новое! Однако в настоящий момент я должен следовать существующим приказам и пока мы не достигли Дона о развороте на юг < 4 > танковой армии не может быть и речи.» События, которые в значительной мере повлияли на ход боевых действий на Воронежском направлении произошли 3 июля 1942 года за сотни километров от Воронежа под Украинским городом Полтава. В тот день Гитлер решил лично приехать в штаб группы армий «Юг» для оперативного совещания с её командованием. После трёхчасового перелёта из восточной Пруссии самолёт фюрера приземлился в 7 часов утра на аэродроме под Полтавой. Это был один из его редких визитов в действующую армию, если вообще так можно назвать приезд Гитлера в один из высших штабов Вермахта на оккупированной территории Советского Союза. Как пишет фон Бок, фюрер был « в особенно дружелюбном и приветливом настроении. Он подтвердил то, что Гальдер сказал мне вчера и дал мне свободу действий не следовать первоначальной цели овладеть Воронежом, если для захвата города придётся вести тяжёлые бои. Всё, что для него важно, это то, чтобы большой авиационный завод и, если возможно, железнодорожные сооружения были бы непригодны к использованию <русскими>. Для него не имеет большого значения, если 4 танковая армия достигнет Дона где-нибудь и южнее города.» Таким образом, с 3 июля 1942 года задача непременно овладеть Воронежом перед командованием группы «Юг» уже не стояла. (В этой связи стоит сказать об одном давнем заблуждении, которое и до сих пор ещё встречается в некоторых публикациях об истории боёв за Воронеж. Говоря о значении этих боёв, их авторы как правило ссылались на книгу западногерманского историка Курта Типпельскирха, впервые изданную на русском языке в 1956 году, и приводили цитату из этой книги, где её автор утверждал, что левое крыло немецкого наступления застряло летом 1942 года у Дона, хотя по первоначальному плану должно было продвигаться через Воронеж на Саратов. Конечно эта цитата как нельзя кстати подходила для того, чтобы показать, что на Воронежском направлении стратегическое наступление врага было остановлено и противник не смог продвинуться дальше. Но историческая объективность требует, чтобы в этом вопросе мы отказались от ложных оценок, даже если они и льстят нашему самолюбию. Поэтому надо прямо сказать, что утверждение Типпельскирха о немецком наступлении на Саратов, которое «застряло» под Воронежом, является не более чем его личным мнением о существовавших на лето 1942 года планах Германского командования и противоречит известным сегодня историческим документам. Правда состоит в том, что наступать на Саратов через Воронеж немецкое командование не собиралось. ) Гитлер пристально следил за ходом операции «Блау» и по мере продвижения танковых и моторизованных соединений 4 танковой армии к Воронежу проявлял всё большее беспокойство по поводу того, смогут ли они вовремя отрезать пути отхода нашим отступающим войскам за Дон. Он опасался, что ценные подвижные соединения могут завязнуть в уличных боях за Воронеж и понести там тяжёлые потери, и хотел как можно скорее повернуть 4 танковую армию на юг для наступления вдоль западного берега Дона. Но он не отдал фон Боку приказа, который бы запрещал ему переходить Дон и начинать бои за Воронеж. Наиболее яркое описание сложившейся в результате совещания 3 июля в Полтаве двусмысленности в вопросе о дальнейших действиях под Воронежом находим в книге П. Карелла. (Любопытно отметить, что немецкий автор почти не скрывает своего сожаления по поводу ошибок гитлеровского командования в те драматические дни июля 1942): «Это было знаковым моментом. Гитлер принимал все правильные решения первой половины войны, не отличаясь робостью и колебаниями. В случае с Воронежом он поступил иначе. Он не приказал фон Боку оставить город в покое и без промедления следовать разработанному графику продвижения к Сталинграду. Нет, он дал ему знать, что он более не настаивает на захвате Воронежа. Ответственность за принятие решения о том менять или нет направление наступления, ( то есть, поворачивать ли на юг 4 танковую армию по достижению рубежа Дона. Сноска моя. И.С.)не захватив при этом этого важного транспортного центра, была оставлена командующему группы армий «Юг». Поэтому фельдмаршал оказался перед выбором: брать город или нет? Благоразумный фон Бок обдумывал ситуацию: может быть было бы лучше сначала взять этот форпост у Воронежа, взять его быстро, если это было возможно? По крайней мере, попытаться сделать это? Фон Бок колебался. Он медлил. Затем пришло сообщение, что 24 танковая дивизия захватила плацдарм на Дону у переправы силами своего 26 мотострелкового полка. Батальоны прокатили через военный мост между колонн отступающих русских. Слева моторизованная дивизия «Великая Германия», которая прикрывала северный фланг 24 танковой дивизии, также продвигалась вперёд стремительно и к вечеру 4 июля достигла Дона около 18:00. К югу 16 моторизованная дивизия достигла реки своим усиленным батальоном мотоциклистов….Разведгруппы от мотострелкового полка дивизии «Великая Германия» на броне штурмовых орудий направились в Воронеж и проникли в район железнодорожной станции. Они вынуждены были отойти, когда начались русские контратаки. Тем не менее, разведчики побывали в городе. Это была новость, которая побудила фон Бока не следовать предложению Гитлера оставить город в покое, а вместо этого атаковать его. Фон Бок хотел воспользоваться благоприятным моментом и захватить важный город одним быстрым и решительным ударом. Он полагал, что при этом у него ещё останется время, чтобы направить подвижные части от Воронежа на юг, зайти в тыл армиям Тимошенко и преградить им путь к отступлению через Дон. » С большой долей вероятности можно утверждать, что решение фон Бока продолжить наступление на Воронеж после того, как 4 ТА вышла к Дону, ( как это предусматривал изначальный план и что уже противоречило изменившимся приоритетам Гитлера и высшего командования Вермахта) во многом было связано с тем, что передовым частям 48 танкового корпуса удалось неожиданно быстро и сравнительно легко преодолеть Дон и с ходу захватить на его восточном берегу тактические плацдармы. После получения донесений об этом из 4 ТА главнокомандующий группой армий “Юг” вполне мог предположить, что самая большая трудность в операции по захвату Воронежа – преодоление широкой и глубокой водной преграды – уже позади, и теперь, пользуясь моментом, надо как можно скорее ворваться в сам город. Представляется маловероятным, что фон Бок решился бы продолжать наступление на Воронеж, если бы из штаба 4 танковой армии поступили донесения о том, что её части, выйдя на рубеж Дона, повсюду встретили упорное и организованное сопротивление, переправы везде уничтожены, а по восточному берегу обороняются на хорошо подготовленных позициях значительные силы русских. В этом случае дальнейшее наступление на Воронеж требовало бы больших усилий и тщательной подготовки, и было бы, в первую очередь, сопряжено с необходимостью форсирования Дона в самых невыгодных для немецких войск условиях, когда заблаговременно укрепившиеся на восточном берегу реки части Красной армии нанесли бы им тяжёлые потери и, вполне возможно, вообще сорвали бы их переправу. Зная о желании Гитлера как можно скорее развивать наступление вдоль Дона на юг, фон Бок в этих условиях, скорее всего, вообще отказался бы от попыток форсировать Дон и в соответствии с высказанным 3 июля в Полтаве предложением фюрера “оставил бы город в покое”. Но военные события развивались таким образом, что 3, 4 июля 1942 года на западных подступах к Воронежу на пути врага оказалась, по сути, только одна боеспособная стрелковая дивизия, без средств усиления и соседей, без поддержки артиллерии и авиации. В начавшихся боях её молодой, практически необстрелянный личный состав проявил стойкость и мужество, показал героические примеры самопожертвования и бесстрашия, но в создавшихся условиях растянутая на широком фронте ( по сути в боях 3 и 4 июля принимали участие только два стрелковых полка дивизии) 232 сд. не могла и, в конечном итоге, не смогла остановить натиск двух немецких элитных дивизий на рубеже Дона и стала отходить на восток. 24 немецкая танковая дивизия и моторизованная дивизия “Великая Германия” начали быстро развивать наступление с захваченных плацдармов и вскоре ворвались в Воронеж. Борьба за Донские переправы на Воронежском направлении практически завершились уже 5 июля 1942 года, после чего бои начались непосредственно за город. Но результаты этих боевых действий были далеко не такими, какими они виделись немецкому командованию перед их началом. По сути весь 48 танковый корпус 4 ТА втянулся в бои за Воронеж, из которых вопреки первоначальным оптимистичным оценкам фон Бока и штаба группы армий ”Юг” его никак не удавалось быстро вывести. По крайней мере несколько дней (важнейших для выполнения планов по окружению и разгрому советских армий на западном берегу Дона) было безвозвратно потеряно и 48 танковый корпус начал наступление на юг с существенной задержкой. Пауль Карелл даже назвал произошедшее под Воронежом “ещё одной ошибкой в череде ошибок, которые шаг за шагом вели к трагедии Сталинграда” , хотя с этим, на мой взгляд, излишне драматизированным его утверждением можно и поспорить. Однако факт остаётся фактом: задержка под Воронежом действительно помешала немецкому командованию окружить и уничтожить значительные силы войск Юго-Западного, а затем и Южного фронтов и вынудила его спешно вносить коррективы в ход уже идущей операции. Я думаю не будет преувеличением сказать, что быстрый захват плацдармов на Дону на подступах к Воронежу хотя и был несомненным тактическим успехом противника, но в конечном итоге сыграл с ним злую шутку. Пребывая в эйфории от быстрых и относительно лёгких побед, командование 4 танковой армии, да и всей группы армий Юг очевидно посчитало 4, 5 июля, что задача захвата Воронежа практически решена. Действительно уже к 7 июля 1942 года большая часть правобережного Воронежа была занята противником. Но упорное сопротивление 232 сд, 18 ТК, полков НКВД и других подразделений Воронежского гарнизона, а затем и натиск подошедших к Воронежу свежих резервных частей спутали планы вражеского командования. Ему пришлось прикладывать огромные усилия, чтобы удержать захваченное. Многие немецкие дивизии, включая и подвижные, были втянуты в ожесточённые бои за город и не могли быть своевременно использованы для развернувшегося на юге наступления. Но эти события уже выходят за рамки данного исследования.
Краевед:
Краевед:
Краевед:
Краевед: Немецкий аэрофотоснимок района железнодорожного моста через Дон. 3 сентября 1942 года.
Краевед:
Краевед:
Краевед:
Краевед:
Краевед:
Краевед:
Краевед:
Краевед: Буду благодарен за информацию и фото по затронутой теме! Если есть у кого что-нибудь, присылайте! Особенно интересуют военные фотографии этих переправ. Готов выслушать ваши комментарии и ответить на вопросы. С уважением, краевед.
vlad: Краевед пишет: Но историческая объективность требует, чтобы в этом вопросе мы отказались от ложных оценок, даже если они и льстят нашему самолюбию. Поэтому надо прямо сказать, что утверждение Типпельскирха о немецком наступлении на Саратов, которое «застряло» под Воронежом, является не более чем его личным мнением о существовавших на лето 1942 года планах Германского командования и противоречит известным сегодня историческим документам. Правда состоит в том, что наступать на Саратов через Воронеж немецкое командование не собиралось. ) хорошо, а как быть вот с этим ? http://www.rkka.ru/maps/m07.gif
Краевед: vlad пишет: хорошо, а как быть вот с этим ? Уважаемый Vlad! Вопрос о планах немецкого командования на летнюю кампанию 1942 года рассматривался в "Военно-историческом журнале" в 1961 году. Карта, на которую вы ссылаетесь, в сущности является цветной версией чёрно-белой копии карты, которая была захвачена у Румынского офицера под Садовое 1 октября 1942 г. Эта карта была не более чем, его личным представлением о том, как развиваются события на фронте и каковы, по его мнению, задачи наступательных операций немецких войск. Чтобы не пересказывать статью рекомендую прочитать её здесь.
прохожий: Строго говоря плана операции с выходом на берега Волги по линии от Астрахани до Саратова не было. Плана как такового не было, однако, была идея, суть которой изложил на допросе советскому следователю летом 1945 г. начальник ОКВ генерал-фельдмаршал Кейтель. Кроме того, Кейтель коротко изложил эту идею Верховного Главнокомандования Вермахта (не путать с ОКХ) в своих мемуарах, написанных в Нюрбергской тюрьме осенью 1946 г. Суть идеи состояла в следующим. В первые дни операции "Блау-Брауншвейг" танковые дивизии стремительным броском в направлении Курск-Воронеж захватывают переправы через Дон, однако в сражение за город Воронеж не ввязываются - эту задачу должны были решить пехотные дивизии, следующие за танками. После захвата переправ через Дон и Воронеж танковые дивизии, резко поворачивают на юг и стремительно движутся по западному, а затем южному берегу Дона до перешейка между Доном и Волгой, что севернее Сталинграда. Здесь на перешейки танки поварачивают на север в направлении на Саратов. Пехотные дивизии захватившие к тому времени Воронеж движутся на Саратов северне Дона. Тут надо иметь в виду, что Гитлер не доверял генералам ОКХ, более того, после провала операции Тайфун по захвату Москвы зимой 41/42 генералы ОКХ в глаза Гитлера стали презеренными личностями. Поэтому он не высказывал им своих сокровенных планов. Примером чему служит то как проводились оперцаии летом 1942 года и та же пресловутая Директива 45 от 23.07.42, разбивающая одну стратегическую операцию на две самостоятельных. Не трудно понять, что конечным планом Гитлер был всё же захват Москвы. Но такого плана, который в корне отличался от планов предлагаемых генералами ОКХ. Реализация плана Гитлера делала его самым выдающимся поководцем Германии всех времен, и даже более, самым гениальным полководцем всех народов во все времена.
Краевед: Спасибо за дополнение. Но будем точны с деталями. Речь шла об отсутствии оперативных планов немецкого командования наступать на Саратов через Воронеж. Мы сейчас не говорим о том, что сказал на допросе кто-либо из немецких генералов после войны относительно своего мнения о дальнейших планах восточной кампании на восточном фронте после завершения выполнения летних планов. Это, несомненно, была бы интересная дискуссия, но начиная её, мы неизбежно отвлечёмчя от конкретно обсуждаемого нами вопроса. А именно: никаких документально подтверждённых планов немецкого командования о наступлении на Саратов через Воронеж летом 1942 года не было.
прохожий: То, что не было оперативного плана по выходу на Саратов это факт. Но фактом является и то, что до появления 23.07.42 директивы 45 не было так же и оперативных планов "Серая Цапля" и "Эдельвейс". Последнии появились именно потому, что в середине июля 42 г. Гитлеру стало ясна невозможность осуществления какого-либо оперативного плана в развитии его - Гитлера - идеи с выходом на Саратов в обход Дона танковыми дивизиями по южному берегу и пехотными дивизиями севернее Дона. И хотя летом 42 г. 5-я ТА действовала бездарно плохо, именно эти её действия втянули немецкие танковые дивизии в сражении за переправы через Дон а затем и за Воронеж. Втягивание танковых дивизий в бои за переправы через Дон у Воронежа и за город шло вразре с планами Гитлера. Он был взбешён этими действиями генералов ОКХ. Таким образом, нельзя сказать, что идея Гитлера осуществить захват Саратова не играла никакой роли в период сраежения за Воронеж летом 1942 г. Игрла, ещё как играла.
Salex: Краевед пишет: Буду благодарен за информацию и фото по затронутой теме! Если есть у кого что-нибудь, присылайте! Особенно интересуют военные фотографии этих переправ. Спасибо за материал! Моя "тема" :) Вечером почитаю, может найду чем дополнить. з.ы. Карты никак не соберусь выслать, постараюсь в ближайшее время.
прохожий: Прошу прощения. А за который год ВИЖ №1, в котором опубликована статья полковника И. Поротькина?
полная версия страницы